СЛЕСАРЬ-СБОРЩИК
ЛЕТАТЕЛЬНЫХ АППАРАТОВ

— До программы «Энергия-Буран» я работал заместителем директора дворца культуры «Салют». Платили мне там совсем копейки. Вот, в 1982 году решил перейти трудиться на завод. Плюнул я на всю эту культуру. Тогда строительство «Бурана» шло полным ходом. Я стал трудиться слесарем-сборщиком летательных аппаратов. Много нас таких было, даже не сосчитать.

Очень важная часть сборки – это теплозащитные плитки. Они требуют бережного отношения, очень уж хрупкие. Эти плиточки дорого стоят. Оказалось, что после полёта часть плиток прогорела. При запуске расплавилась небольшая часть крыла. Но без них никуда, они спасают «Буран» от воздействия температур.

— Приземлиться на заданной площадке, на 15 метров отклониться, представляете? Вокруг земного шара облетел, без пилотов, на полной автоматике, и всего-навсего на 15 метров ошибиться. Это невероятно! Гордость была! Сами же строили. Ух, и напились мы в тот день! (смеётся)

Никакого праздника или торжественного сбора я не помню. Всем было не до этого. Но мы решили отметить сами. Даже несмотря на строгий сухой закон. Многие приборы на испытаниях промывали спиртом. Так что спирта было хоть залейся! Вот мы и залились. (смеётся)

Но за этим строго следили, отчёт был за каждый грамм. Когда мы жили в Байконуре, то ездили в Ленинск. У казахов из-под полы доставали. Рисковали. А то садились на поезд и в Джурсалы (сегодня – Жосалы). А там уже брали всё, что пожелает душа. Всё было в свободном доступе. А затем домой, опять на 113-ю площадку.

— Было три основные площадки на космодроме. Наша была 113-я, где располагались одни гостиницы, в которых жили инженеры и учёные. 112-я площадка – это самая важная и большая часть космодрома. Здесь находился МИК (монтажно-испытательный комплекс), в котором собирали и испытывали систему «Энергия-Буран». И 111-я площадка – сердце космодрома. Это стартовый комплекс.

Всё называли площадками по причинам повышенной секретности. Иногда цифрами. Конспирация, так сказать.

— Весь Союз его делал. Долго строили, кропотливо. Ленинград собирал всю электрику. Потом крылья, лонжероны присылал Комсомольск-на-Амуре, Куйбышев что-то присылал, уже не припомню. Мы работали по сменам, но иногда и вызывали сверхурочно. Такой уж я человек был.

Окончательная сборка была в Тушинском машиностроительном заводе, ТМЗ. После «Буран» отправился в ЦАГИ (Центральный аэрогидродинамический институт). Там проводили масштабные испытания. Всё проверяли на прочность, рвали на части. Потом из ЦАГИ его послали в Дзержинский на аэродром, где окончательно собирали.

— Вы рассказывали о плиточках термозащиты. На память у вас не осталось такой?

— Осталась, взял одну. На ней написано: Спицын Теодор Архипович, ноябрь 1988 года. Знаете, вспомнил те годы и даже разнервничался. Приятная память.

Фото из личного архива Т.А. Спицына

— Я был частью бригады. Мы находились на космодроме в день запуска. Выдали всем костюмы химической защиты: так нас защищали от опасностей, вдруг что-то случится. Запуск не отложили. Там всё было чётко, как планировали. Вертолёт поблизости, если что случится, и самолёт, если придётся вдруг лететь срочно в Комсомольск-на-Амуре или в Симферополь. Три площадки резервные планировались. Но он сел! Сел там, где нужно, только с небольшим отклонением.

Помню, построили нас военные строго, докладывают на космодром. А мы, штатские, стоим, покуриваем. И полковник говорит: «Не курите, штатские, в строю!». А мы в ответ: «Да иди ты!» (смеётся) Куда ты там денешься?

— Нет, не получил ничего. Только медаль «Ветеран труда» и медаль от друзей на юбилей (смеётся). Увесистую подарили медаль, с гравировкой. Уважают. Для меня эти медали на вес золота!

Фото из личного архива Т.А. Спицына

Фото из личного архива Т.А. Спицына